– «Знаешь, что я тебе отвечу, дорогой ты мой старший сержант Генералов Николай Батькович?»
– «Ивановичи мы с Мишкой, чтоб ты знал далее!» – восторженно уточнил Коля Белый.
– «Да-да, ясный перец, кто же у нас в России не Иванович? Ну, так вот, дорогой мой Николай, должен я буду тебя сильно огорчить! Очень сильно!
Но ты, милок, не унывай, держи фасон и армейскую выправку!
Вера вот уже год как замужем.
Не далее как завтра утром уезжает Верочка со своим мужем на Дальний Восток, на всю оставшуюся жизнь.
Вот такие дела, товарищ старший сержант – прости и не грусти!»
– «Т-так-с, понятно… Опоздал я, значит, с явкой со своей… Ну, ладно, Николай, пошел я тогда, что ли, на вокзал, там поезда подожду… Нет, ты не провожай меня, брат, пожалуйста, я сам… Передай эти вот гостинцы, что в газете, Вере, будь другом, и мамаше вашей – там они разберутся сами, кому что.
То-то ты водку не допил – не надо, зла не оставляй, допей, Коля, за наше с тобой и Верочкино здоровье. Ну, пошел я…» – и он быстро встал, подошел к вешалке, снял свой мешок, потом стал было в задумчивости натягивать, не попадая в рукава, уже протянутую ему Николаем Андреевичем шинель, но вдруг резко рванул ее к себе и, так и не надев, открыл дверь комнаты.
– «Да, товарищ Генералов, а что касается рояльного инструмента – разве ты не заметил? Вот же он, в углу стоит! Хотя иногда на нем в очередь дрыхнет ленивая наша прислуга!» – и Николай Второй протянул руку по направлению к Полькиному деревенскому огромному сундуку с приданым, окованному по углам ржавым железным кружевом…
Коля Белый дико взглянул на натужно хохочущего Николая Андреевича и пулей вылетел из комнаты, немного повозился с замком парадной двери и навеки покинул волшебную по долгим представлениям со слов любимой Верочки шестую квартиру по Чудову переулку близ Кировских Ворот.
У Польки не зря болело сердце и ныла душа в ту ночь – потому что не только у дочери не заладилось опять в жизни – но и у сына ее, у любимого Николая Степановича, в далекой его армии на Дальнем Востоке тем временем случилось непоправимое.
В местной армейской мелкотиражке напечатали об этом примерно так:
«Командование части с прискорбием сообщает, что вчера ночью, в результате несчастного случая, при исполнении внепланового разведдесантирования силами двух парашютистов, погиб командир взвода, старший лейтенант комсомолец Михалев Пров Игнатович. На экстренном собрании в клубе оставшийся в живых его напарник по исполнению поставленной задачи, заместитель командира взвода старший сержант комсомолец Офеничев Николай Степанович, а также командир и члены экипажа несущего самолета Ан-2 подробно рассказали, как всё это произошло.
Несчастный случай имел место при выполнении затяжного прыжка. Командир взвода вследствие более легкого физического веса и малого роста должен был по инструкции прыгать вторым. Однако, что подтверждается всеми участниками операции, неожиданно ст. лейтенант Михалев поднялся с места прежде сигнала и закрепил свой карабин от вытяжного фала к тросу перед ст. сержантом Офеничевым, а затем, уже по сигналу, прыгнул первым, в грубейшее нарушение установленного порядка. После он начал раскрывать свой парашют также с нарушением назначенного заданием времени в сторону упреждения.
К тому же случилось усугубившее ситуацию природное обстоятельство – при выполнении прыжка его не до конца раскрывшийся парашют попал в мощный восходящий поток воздуха, а так как десантник был небольшого роста и небольшого веса, его стремительно понесло вверх и вбок.
В этот момент его заместитель взвода, старший сержант Офеничев, влетел в его стропы, запутался в них и сапогами – непреднамеренно, а в силу инерционной тяжести падения с ускорением – ударил своего командира взвода в голову. В результате удара старший лейтенант скончался, а старший сержант ещё какое-то время, зацепившись за стропы командира, продолжал полёт вместе с уже не подававшим признаков жизни старшим лейтенантом Михалевым. Затем ст. сержанту удалось отделиться от парашюта старшего лейтенанта и успешно приземлиться, так как их унесло недалеко от назначенного места десантирования.
Командование части из этого несчастного случая со смертельным исходом будет делать соответствующие оргвыводы.»
…Пока командование делало свои выводы в этом весьма прозрачном случае, Полькин любимый сыночек Коля сидел, а вернее, ходил отвечать на допросы, на губе, вплоть до окончательного решения начальства, что же с ним теперь делать.
Через месяц его отпустили, полностью оправдав, дело закрыли, тело погибшего Михалева уже успели отправить на родину малой скоростью в оцинкованном гробу, так что проститься с комвзвода у Николая не получилось.
А прощаться ему пришлось вскоре со всеми, с кем он служил и вместе выступал в самодеятельности – «согласно отдельного распоряжения» руководства его переводили – с исключением из комсомола и разжалованием в рядовые – в стройбат под Тамбовом, в Моршанскую часть – то есть неподалеку, как он смутно помнил по рассказам матери, от тех мест, где родились его отец Степан и его дядя Семен Ивановичи…
Длинный и мучительный, частью в вагонах, а часто и на товарняках, долгий до тошноты от неуюта переезд на новое место службы в сопровождении пожилого старшины-сверхсрочника считал Коля заслуженным наказанием. Вообще все свои потери воспринимал он как справедливую кару за содеянное. Может быть, поэтому и не убивался так по поводу последствий случившегося. Он даже искал себе наказания – чтобы искупить невольную свою страшную вину. Но все же повезло ему здорово, что не посадили лет на десять и не выгнали из армии с позором, это да. Заступились многие, сделали, что смогли. Дай им всем бог здоровья на долгие годы, как учила приговаривать мать в детстве.